Солнце скрылось из виду, и на землю опустилась ночь: застрекотали сверчки, в кронах дубов зашептал о чем-то ветер. У меня в животе заурчало. Тетя Ли наверняка спустит с меня шкуру за то, что я пропустил ужин. Но девочка все еще сидела возле могилы своего друга, а я решил, что ни за что не побеспокою ее.
Прошло, наверное, около часа.
Задняя дверь дома открылась, и двор озарился теплым желтым светом.
– Кэтрин? – позвала Мэвис. – Пора идти домой, золотце. Твой ужин остывает. Утром ты снова сможешь выйти.
Кэтрин повиновалась: встала и пошла к дому. Уже на крыльце она остановилась и оглянулась, а потом вошла внутрь. Когда дверь закрылась, я задумался над тем, что именно она хотела увидеть. Возможно, напоминала себе, что все случившееся реально, и Арахис ушел от нее навсегда, а может, в последний раз прощалась со своим любимцем.
Я медленно спустился по стволу, добрался до забора и спрыгнул на другую сторону. Когда я пошел по дорожке, под моими ногами громко захрустел гравий, и несколько соседских собак раздраженно загавкали в темноте. Остаток пути я проделал без помех – проблемы поджидали меня дома.
На пороге стояла тетя Ли, скрестив на груди руки. Сначала она выглядела встревоженной, но стоило ей увидеть меня, как ее глаза засверкали от гнева. Тетя уже переоделась в халат – наглядная демонстрация того, насколько я припозднился. Одна седая прядь выбилась из ее густой каштановой шевелюры.
– Простите? – с надеждой спросил я.
– Ты пропустил ужин, – заявила тетя, распахивая дверь. Я вошел в дом, а тетя пошла следом. – Твоя тарелка в микроволновке. Ешь, а потом можешь рассказать, где ты был.
– Да, мэм.
Я поспешно прошмыгнул мимо тети, обогнул овальный деревянный стол, влетел в кухню, открыл микроволновку и увидел внутри накрытую фольгой тарелку. Рот у меня моментально наполнился слюной.
– Сними… – начала было тетя Ли, но я уже сорвал с тарелки фольгу, захлопнул дверцу и нажал на панели кнопку «два».
Я наблюдал, как тарелка вращается, озаренная теплым желтым светом. Стейк зашкворчал, а подливка вокруг горки картофельного пюре начала пузыриться. Я потянулся к ручке дверцы, чтобы открыть микроволновку, но тетя Ли рявкнула:
– Рано!
У меня заурчало в животе.
– Если ты такой голодный, почему не пришел домой пораньше?
– Застрял на дереве.
Микроволновка закончила свою работу, и в ту же секунду я распахнул дверцу.
– Застрял на дереве?
Тетя Ли протянула мне вилку и вслед за мной прошла к столу.
Я запихнул в рот первый кусок и замычал от удовольствия. Затем поскорее подцепил вилкой пюре и отправил в рот, пока тетя Ли не задала мне новый вопрос. Моя мама вкусно готовила, но чем старше я становился, тем сильнее меня мучил голод. Неважно, сколько раз в день я ел и как много пищи поглощал, я никогда не чувствовал сытости. Еда – любая еда – не задерживалась у меня в желудке надолго.
Тетя Ли состроила гримасу, а я наклонился над тарелкой, чтобы сократить расстояние между ней и своим ртом.
– А ну-ка объяснись, – потребовала тетя Ли. Я не прекращал забрасывать в рот пюре, и тогда она отодвинула от меня тарелку и коснулась моего запястья. – Эллиотт, не заставляй меня спрашивать дважды.
Я согласно кивнул, пытаясь поскорее прожевать и проглотить.
– Перед огромным домом в конце улицы растет дуб. Я на него залез.
– И что?
– И пока я на нем сидел, выбирая момент для удачного кадра, из дома вышли люди.
– Кэлхуны? Они тебя видели?
Я покачал головой и, воспользовавшись паузой, быстро отправил в рот еще кусочек мяса.
– Ты ведь знаешь, что это начальник дяди Джона, да?
Я перестал жевать.
– Нет.
Тетя Ли откинулась на спинку стула:
– И угораздило же тебя выбрать именно этот дом.
– Они показались мне милыми… и грустными.
– Почему?
По крайней мере, на минуту тетя забыла, что ей положено сердиться.
– Они что-то закапывали на заднем дворе. Думаю, свою умершую собаку.
– Ох, какая жалость, – пробормотала тетя Ли, явно пытаясь отыскать в своей душе сочувствие к горю соседей. У нее не было ни детей, ни собак, и, по-моему, такое положение дел ее вполне устраивало. Она почесала затылок – Звонила твоя мама.
Я кивнул и продолжил есть. Тетя терпеливо ждала, пока я прикончу свой ужин, потом напомнила, что полагается воспользоваться салфеткой.
– Чего она хотела?
– Похоже, они с твоим отцом помирились. У нее был счастливый голос.
Я отвел глаза и стиснул зубы.
– Поначалу всегда так кажется, – я снова посмотрел на тетю. – Синяк у нее под глазом сошел?
– Эллиотт…
Я встал, взял тарелку с вилкой и поставил в раковину.
– Ты ему сказала? – В коридоре стоял, почесывая круглый живот, дядя Джон, облаченный в темно-синюю пижаму, которую тетя Ли подарила ему на прошлое Рождество. Тетя кивнула. Дядя посмотрел на меня понимающе. Очевидно, он оценил отразившееся на моем лице отвращение. – Да, нам это тоже не нравится.
– В настоящий момент, – сказала тетя Ли, скрещивая руки на груди.
– Вы про маму? – спросил я. Дядя Джон кивнул. – Это чушь собачья.
– Эллиотт! – одернула меня тетя.
– Нам просто не нравится, что мама возвращается к тому, кто ее бьет. Что тут такого? – возмутился я.
– Он твой отец, – заметила тетя Ли.
– И что это меняет? – пробурчал дядя Джон.
Тетя Ли вздохнула и потерла лоб кончиками пальцев.
– Ей не понравится, что мы обсуждали это с Эллиоттом. Если мы хотим, чтобы он и впредь к нам приезжал…
– Вы хотите, чтобы я к вам приезжал? – удивился я.
Тетя Ли снова скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что не бросит мне эту косточку. Любое проявление эмоций страшно ее сердило. Возможно, потому, что, теряя контроль над своими чувствами, она ощущала себя слабой и уязвимой. Какова бы ни была причина, тетя Ли неизменно отказывалась говорить о том, что вызывало у нее любые эмоции, кроме злости.
Дядя Джон улыбнулся.
– Каждый раз после твоего отъезда она на целый час запирается у себя в спальне.
– Джон, – прошипела тетя Ли.
Я улыбнулся, но улыбка быстро сошла с моего лица. Свежие царапины болели, и это напомнило мне об увиденном ранее.
– Как думаете, у той девочки все хорошо?
– У дочки Кэлхунов? – спросила тетя Ли. – Почему тебя это волнует?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Просто видел нечто странное, пока застрял на дереве.
– Ты застрял на дереве? – поразился дядя Джон.
Тетя Ли отмахнулась от мужа и подошла ко мне.
– Что ты видел?
– Я не уверен. Ее родители показались мне милыми людьми.
– Да, они чудо, – фыркнула тетя Ли. – В школе Мэвис была избалованной врединой. Благодаря заводу по выплавке цинка ее семья владела половиной города, но предприятие закрылось, а все его владельцы один за другим умерли от рака. Тебе известно, что этот проклятый цинк отравил здесь все грунтовые воды? Против их семьи возбудили дело, судебный процесс был очень громкий. В итоге у Мэвис остался только этот дом. Знаешь, когда-то его называли особняком Ван Митеров, но, после того как Мэвис вышла замуж за паренька Кэлхунов, название изменили. Ван Митеров здесь все ненавидели.
– Печально, – сказал я.
– Разве? Ван Митеры отравили этот город. Половина населения борется с раком или его последствиями. Как по мне, так это меньшее, чего заслуживала эта семейка, особенно если принять во внимание их отношение к окружающим.
– Мэвис плохо к вам относилась? – спросил я.
– Нет, но с твоей мамой и дядей Джоном она вела себя отвратительно.
Я нахмурился.
– И ее муж – начальник дяди Джона?
– Он хороший человек, – заверил меня дядя Джон, – его все любят.
– А что насчет девочки? – спросил я. Дядя понимающе улыбнулся, и я покачал головой. – Неважно.
Он мне подмигнул.
– Она хорошенькая, да?
– Неа, – я прошел мимо тети с дядей, открыл дверь в подвал и спустился по лестнице. Тетя Ли миллион раз спрашивала, не сделать ли в подвале ремонт, не купить ли новую мебель и ковер, но я приезжал к ним домой редко, так что не переживал из-за обстановки. Для меня имел значение только фотоаппарат, к тому же дядя Джон отдал мне свой старый ноутбук, чтобы я тренировался обрабатывать фотографии в графическом редакторе. Я загрузил сделанные недавно фото и взялся за дело, но никак не мог сосредоточиться. Я все думал про странную девочку и ее семью.